Почему мне никто не рассказал в мои двадцать лет, когда я страстно мечтала стать матерью, что материнство – это бесконечная провокация?И почему мне тогда не попалась ни одна верная статья о том, что испытывать гнев к своему ребенку можно так же часто, как и запредельную любовь?Нет,разумеется, я бы не передумала рожать. Но я была бы готова.
И, хотя я бы не избежала ни одной той минуты своей жизни, которая была у меня и останется со мной теперь уже навсегда. Но я была бы спокойна, что я – не одна такая страшная, ужасная, отвратительная мать, которую надо изолировать от ребенка, иначе оба они погибнут. Он – от последствий ее гнева. Она – от последующего чувства вины.
Но никто мне ничего такого не рассказал, и никакие такие статьи мне не попадались ровно до тех пор, пока сын мой не вырос, а я не окрепла духом с количеством лет, и, наконец-то, не прочитала все то, от чего теперь уже не было никакого толка.
Хотя и появилось – логичное и понятное объяснение всему тому, что пожирало меня многие годы изнутри, заставляя саморазрушаться, и медленно сходить с ума.Поэтому я хочу рассказать всем будущим и настоящим мамам про обратную сторону «радуг и пони».
Большая часть моей жизни проходила под лозунгом: «Только не трогай его!». Это была моя мантра, мое вечное едва слышное бормотание самой себе. Когда руки сжимаются в кулаки, а из глаз летят алые искры ярости. Когда хочется биться в конвульсиях на полу, от сковавшего тебя гнева. И ты разрешаешь себе орать так, что лопаются твои же собственные перепонки, а ребенок вжимается куда-то в линию горизонта.
Но ты понимаешь, что это – все равно лучше, чем причинить ему боль. И ты орешь, почти не понимая слов, одними междометиями, матными словами, подкрепленными животным рыком, и тебе очень-очень трудно остановиться.
И этот крик вы будете переживать потом вместе. Когда он подрастет и тоже научится в ответ орать, так как переходный возраст, так как самоутверждение, так как он тоже зол и полон ярости, и потому что когда-то давно, в детстве, ты своим поведением это ему заранее разрешила.Пробовала ли я не орать? Да. Но получалось недолго. Потому что дети – это постоянная проверка на прочность материнского терпения. Они это делают не нарочно. Но так складывается изо дня в день.
Когда ты копишь в себе в течение суток все, что обрушивает на тебя вселенная: и хамскую продавщицу, и недовольного начальника, и опоздание на секунду до отправления поезда, и порванную сумку возле лужи, и еще черт знает что. Потому что ты – работающая мама, и у тебя – ребенок. Или даже – дети. И куча проблем, как правило.
И вечером ты сама не замечаешь, как одна-единственная фраза-тянучка «ну, мааааам, не хочууууу, отстань» – становится последней каплей. Той самой.После которой сразу идет взрыв. Но это все равно лучше, чем драка.И как хорошо, думаешь ты, что он хотя бы ни разу не лупленный. Твой ребенок. Он просто немного психованный. От вечно орущей матери. Но хотя бы – физически целый.
Потому что в глубоком его детстве ты слишком часто ловила себя на мысли о том, что ты практически готова схватить его за руку, и бросить через всю комнату. И мысль эта переходила мгновенно в тошнотворную черноту твоего сознания, в котором ты сжигала себя на костре, как мать-ехидну, посягнувшую на собственное дитя. Пусть даже и мысленно.
И весь остаток дня ты молишься: «Боженька, убери из моей головы эти ужасные мысли, дай мне сил держаться, дай мне сил не злиться и не орать, дай мне сил быть хорошей матерью!».
А в это время сын переворачивает на пол только что сваренную кастрюлю супа. И ты почти отгрызаешь себе руку, чтобы она, эта твоя рука, не улетела бы в другую сторону, изменив непоправимо ваш мир.
О, эта вечная, не заживающая рана в сердце, облитом вечным стыдом, совестью и пожирающим себя инстинкте материнства.
Этот липкий ужас приходит каждую ночь, когда ты вспоминаешь, что случилось за день, и сколько раз ты кричала на ребенка. И тебе стыдно так, что проще, кажется, умереть, чем пережить все эти чувства и простить себя.
И тогда ты идешь и обнимаешь своего ребенка, и шепчешь ему про «прости», про «мама устала», про «я так не думаю никогда-никогда!», про «ты самый лучший и замечательный». И говоришь, говоришь. Скорее в себя, чем в него. Что постараешься больше ни кричать. Что дело не в нем. Что это жизнь просто такая, а у тебя не всегда хватает сил.
А он вырывается, потому что уже взрослый, и думает уже о своем, и не понимает этого самоуничижения матери, как никогда не поймет, пока не станет сам отцом, и хотя бы раз не ударит кулаком ярости в стену, вместо головы своего ребенка.И вы засыпаете, чтобы утром проснуться. И заново начинать орать. Теперь уже друг на друга. Потому что – читай выше.
Вы орете, потом миритесь, потом опять орете. И уже ребенок бьет кулаком в стол, чтобы сдержать себя. И теперь, когда он учится познавать мир, как взрослый, ты понимаешь, что материнство удачнее всего в его первые годы. Потому что пролитый суп ничто по сравнению с ужасными делами, в которые все время пытается влезть твой ребенок. И которые ты надеешься исключить своим адским криком.
И ты уже не шепчешь себе: «Только не трогай его». Теперь твоим шепотом становится иное: «Боже, я хочу умереть!».Но он продолжает расти. Он продолжает набираться ума, опыта, знаний. Он пробует этот мир на вкус, на зуб, на твое терпение. В чем-то соглашается с тобой, наконец, и одним криком становится меньше. Так как очередной этап пройден. Ты – победила. Напрочь надорвав себе связки и обеспечив себе раннюю старость, из-за потери нервных клеток и постоянной жизни в стрессе и панике.Панике, что ребенок растет куда-то не туда. И к мукам совести про адский крик добавляются муки совести про «я все делаю не так, я с самого начала все делаю не так, я плохая мать».
Вообще, тема «я плохая мать» поселяется в твоей голове после первого же гневного ора, и уже не отпускает тебя до конца твоей жизни. Во всем, буквально во всем ты отвечаешь себе этой фразой. Он разбил себе губу – я плохая мать. Он забросил школу – я плохая мать. Он кричит на меня и не слышит – я плохая мать.
И если бы не радостные и счастливые моменты, которые тоже есть, они есть, их много, они – база, которая спасает – если бы не они, то груз совести, печали и разочарований заполнил бы собой все твое состояние, заставив однажды умереть.
Возможно, где-то есть счастливые, улыбающиеся и всегда довольные матери. Возможно. Которые никогда не кричат. Никогда не хотят убить своих детей. Всегда милы, добры, открыты, и готовы раз за разом объяснять ласковым голосом, почему воду на кухне лучше закрывать сразу после мытья рук, а собаку нельзя поднимать с пола за хвост, а ключи от квартиры не хранят в унитазе. И эта мысль сразу же приводит брата-близнеца: «Потому что, я – плохая мать, раз у них получается жить вот так!».
Но это неправда. Как неправда и то, что собака может вырасти, ни разу не описав ковер, который будет испорчен. Так и ребенок – он не может вырасти, чтобы тебе хоть раз в жизни не захотелось… «Только не трогай его!».
И это – нормально. Это нормально, потому что эмоции гнева – это такая же часть материнства, как и любовь, и забота, и счастье. Очень жаль только, что не у всех есть возможность поработать над этим. С психологом. С хорошим психологом, разумеется. Который поможет жить с этим. Он не уберет. Убрать нельзя. Мы же живые. И ребенок живой. И нервная система тоже совершенно живой зверь. Но можно научиться чуть-чуть проще это все переносить.
Вот у меня не получилось. И я так и остаюсь в ощущениях, что я – плохая мать. Лично для себя. Я не знаю, думает ли так мой сын. Но внутри себя – у меня масса претензий к себе, которые никогда уже не уйдут.
Иллюстрация к статье:
Свежие комментарии